В "Мемориале" рассказали о бомбежке чеченских сел в феврале 2000 года
В конце января — начале февраля 2000 года Российская армия уже почти месяц держала в осаде Грозный. Генералы не рисковали брать город "двумя полками". Боевикам тоже было ясно, что удержать город не удастся. В начале февраля незаконные формирования пошли на прорыв.
Как утверждали боевики, их потери при прорыве составили 43 человека. Правда, в их числе оказались лидеры Хункар-Паша Исрапилов, Леча Дудаев, Асланбек Исмаилов. Басаев и Закаев были ранены.
Российские военные оценивали потери боевиков приблизительно в 1500 человек, свои — в 296 человек. Если верить российским генералам, прорыв проходил по их плану и под их контролем. Генералы Шаманов и Трошев в своих воспоминаниях писали, что некий агент ФСБ пообещал боевикам выход из города за 100 тысяч долларов. Многоопытный Басаев, Хаттаб и другие поверили. В результате боевиков выманили на открытую местность, на минные поля, расстреляли из артиллерии и с воздуха. Басаев, Хаттаб, Гелаев, Бараев и с ними еще 2000 человек смогли уйти в горы. Война затянулась еще на долгое время.
Не столь высокопоставленные военные вспоминали события по-другому. Никакой подготовки, как говорит непосредственно командовавший в месте прорыва боевиков полковник Борис Цеханович, не было. Насчитывавший 1400 человек 276-й полк занимал оборону на протяжении 18 километров. Боевые порядки были растянуты, и сил для контроля занятой территории не хватало. Такая же ситуация была в соседнем 15-м полку, в стык с которым ударили боевики. Понимая уязвимость своих позиций и по собственному почину стоявшие здесь части минировали что могли и выставляли опорные пункты. В месте непосредственного прорыва боевиков опорный пункт насчитывал лишь 80 человек, осветительные ракеты кончились через 15 минут боя после начала. После этого, по признанию Цехановича, артиллеристы били наугад. Боевики во главе с Басаевым прорвались и вышли к Алхан-Кале. Российские военные блокировали это село только через два дня, когда потерявший ногу на минных полях Басаев был прооперирован и ушел в горы. Ушли и многие другие.
Не оспаривая версию своих старших по званию коллег, генерал Михаил Паньков вспоминал: "Там выполнял задачу по блокированию армейский полк. И, несмотря на значительные потери, многим бандитам удалось выйти из кольца практически на том направлении. И пошли на Алхан-Калу и так далее… И потом началось… Сколько сил мы потратили на то, чтобы добить этих вырвавшихся боевиков, среди которых было огромное количество фанатичных ваххабитов, наёмников-арабов! Им ведь нечего было терять, они в тех сёлах потом бились со звериной жестокостью. Мы несли значительные потери, мирные жители очень страдали".
Тем не менее "операция" была признана успешной и получила красивое название "Охота на волков".
Но самые большие потери понесли не боевики и не федералы. Больше всего от произошедшего, как всегда и бывает, пострадали те, кто не брал в руки оружия и не примкнул ни к одной из сторон конфликта.
7 февраля правозащитники центра "Мемориал" представили свою точку зрения на произошедшее.
"Это блестящая победа Российской армии, как ее тогда подавали, и разгром боевиков при выходе из Грозного, но при ближайшем рассмотрении выяснилось, что это тяжкое преступление и большая человеческая трагедия",
— говорит председатель "Мемориала" Александр Черкасов.
По оценкам правозащитников, в направлении Алхан-Калы вышло около 25 тысяч беженцев. Из-за скопления большого количества мирных жителей, бежавших от войны, населенный пункт Катыр-Юрт был объявлен российскими военными "зоной безопасности".
"Есть населенный пункт (Катыр-Юрт), который объявлен зоной безопасности, где скопились беженцы. И вдруг туда входят боевики. Вполне настоящие, серьезные боевики, которые ушли из Грозного двумя волнами, 31 января — 1 февраля, и остались незамеченными. Федеральное командование, войска, блокировавшие Грозный, просто проворонили боевиков. Они ушли в село Алхан-Кала. Только 1 февраля 2000 года стало ясно, что боевики "утекли". Федеральное командование начало преследование", — рассказывает Черкасов о предыстории трагедии.
"Что делает федеральная группировка блистательного генерала (Владимира) Шаманова и генерала (Якова) Недобитко? Как записано в материалах дел, они делают все, чтобы люди туда вошли и чтобы их оттуда не выпустить. Блокируют село и впускают туда боевиков. После того как они туда вошли — закрывают оцепление. Что происходит дальше: во-первых, людей не выпускали через блокпосты, выставленные вокруг села. Людей не оповещали, что из села нужно уходить. И потом начался ад: начался обстрел артиллерии, авиации и применение всего, что только можно".
О судьбе одного из жителей села рассказал адвокат Докка Ицлаев, представлявший его иск в Европейском суде:
"Он с сыном 4-летним пытался выбраться из Катыр-Юрта. Они добрались до центра села, где была мечеть. Они прятались недалеко от мечети. Он сказал сыну, ты здесь посиди, я сейчас добегу до центральной улицы, посмотрю, что там происходит, и потом мы пойдем. Он спрятал сына где-то в углу дома. Но, когда он вернулся, не было ни дома, ни этого угла, там зияла большая яма".
Кроме удара по Катыр-Юрту военные нанесли удар по колонне беженцев, скопившихся на трассе Ростов — Баку у села Шаами-Юрт. В колонне якобы находилась машина боевиков.
Магомед Юнусов, житель Катыр-Юрта, рассказывал об этом так:
"Чеченские бойцы вошли в село около 8:00-8:30 5 февраля, и российские войска начали обстреливать село. Вместе с другими я прятался в погребе до полудня. "Гантемировцы" объявили, что будет гуманитарный коридор между 3-4 дня. Сообщение распространилось по всему селу. Покуда мы собирались и выходили на дорогу на Ачхой-Мартан, в 200 метрах от села начался обстрел. Были мертвые и раненые, люди с оторванными конечностями. Мальчишки 3-4 лет. На две части разорвало легковую машину, и всех, кто был в ней, разбросало в разные стороны".
Восьмилетняя на тот момент Абакарова Таиса потеряла во время этой бомбежки всех близких родственников.
"Внезапно прогремел взрыв, Таиса потеряла сознание. Очнулась она, лежа на земле. Разбитая машина Абакаровых горела. Рядом лежали сестра Мадина и двоюродная сестра Луиза. У Мадины шла кровь изо рта, у Луизы было обожжено лицо. У брата Руслана были оторваны ноги. Родителей Таиса не видела. Рядом она заметила машину скорой помощи, вокруг которой неподвижно лежали люди в белых халатах",
— говорится в отчете "Мемориала".
Только в конце 2006 года, когда ей было уже 15, она узнала, что дело о расстреле колонны мирных жителей расследуется военно-следственным отделом. Таиса подала заявление о признании ее потерпевшей по делу и была допрошена, но уже в 2007 году ей сообщили, что дело прекращено.
"Разговоры о коридоре мы услышали случайно от соседей. Сами мы им не воспользовались, военным мы не верим. Вместе с двумя другими жителями мы ползли через поля в направлении Ачхой-Мартана. Мы видели, как колонна беженцев в коридоре была обстреляна",
— рассказывал Руслан Бочарев.
Выжившие после ударов были подвергнуты тщательной проверке. По свидетельствам очевидцев, военные задерживали всех мужчин в возрасте от 16 до 60 лет. Многих пропавших больше никто никогда не видел. Некоторые были убиты, а их тела были взорваны. Правозащитники "Мемориала" говорят как минимум о десяти известных им случаях насильственных исчезновений. Скорее всего, количество похищенных гораздо выше.
Зора Ахмедова: "Я нашла двух племянников, двух братьев и двух малышей. Мы провели ночь в доме, и они мне рассказали, что российские солдаты появились, когда они кормили теленка. Они собрали всех мужчин на окраине села и сказали, что расстреляют их. Пока одни солдаты их охраняли, другие отправились грабить село. Потом они вернулись, освободили их и сказали, что им повезло. Мои братья прятались из страха быть арестованными".
Меры военных сильнее всего ударили именно по мирным жителям. В отличие от мирных жителей, боевики чаще всего отступали не по дорогам. Многие из вышедших потом приняли участие в захвате села Комсомольское и боях на Улус-Керте, где погибла 6-я рота псковских десантников.
"Это же были боевики, которых не было, которые числились уничтоженными",
— отмечает Черкасов.
Адвокат Ицлаев уверен, что боевиков можно было заблокировать на подступах к объявленному зоной безопасности Катыр-Юрту. "Я знаю местность, одного танкового взвода хватило бы", — утверждает адвокат. В отличие от правозащитников "Мемориала", называющих произошедшее "неизбирательным применением силы", Ицлаев характеризует события февраля 2000 года как акцию устрашения. По его мнению, жесткие меры должны были показать чеченцам, что будет, если они решат сопротивляться или поддерживать боевиков.
Первые же попытки добиться справедливости по горячим следам натолкнулись на жесткое противодействие. Следователи, едва возбудив, сразу же закрывали дела. Признание возможной вины генералов в феврале — марте 2000 года ставило под вопрос целесообразность всей военной кампании в Чечне. Путин зависел от своих генералов. Россиянам обещали, что это будет совсем другая война, не такая, как первая.
В конце марта должны были состояться выборы президента, на которые Владимир Путин шел с обещанием навести конституционный порядок в Чечне, а это совсем не то же самое, что бомбежки мирного населения. Так Путин стал заложником собственных генералов, а в России утвердилась система безнаказанности чиновников и военных.
Правда, после прямого указания из Страсбурга о нарушении права на жизнь и права на справедливое судебное разбирательство российские следователи все-таки возбудили в августе — сентябре 2000 года уголовное дело о гибели мирных жителей в Катыр-Юрте. Тогда Россия еще пыталась выстроить диалог с Европой, и решения ЕСПЧ не были пустым звуком для российских судов. Но "чеченские дела" стали первыми, где система правосудия давала сбой.
"ЕСПЧ о действиях российских властей высказался: военные знали, что произойдет. У них было время подготовиться, это была не спонтанная операция, применялось вооружение очевидно неизбирательного действия в густонаселенной местности, какой был Катыр-Юрт, в 2000 году",
— говорит представлявший в ЕСПЧ интересы потерпевших Кирилл Коротеев.
Согласно показаниям самих же российских военных, использовались, в частности, авиационные бомбы ФАБ-500 и ФАБ-250. Индекс в аббревиатурах соответствует площади поражения в квадратных метрах.
В качестве контраргумента в своем ответе в ЕСПЧ российские следователи приводят материалы допросов генералов Шаманова и Недобитко. В своих показаниях генерал Шаманов говорит, что проверку паспортного режима в селе Катыр-Юрт провести не удалось, поэтому генерал Недобитко был, с его точки зрения, абсолютно прав, применив тяжелую авиацию и артиллерию. Шаманов отмечает, что если б военные не приняли срочных жестких мер и выпустили боевиков, то проведение контртеррористической операции могло "захлебнуться".
Кроме того, жители якобы отказывались сотрудничать с военными, что затрудняло их действия. Показания свидетелей по обстрелам в селе Шаами-Юрт и селении Новые Алды говорят об обратном. Жители просили боевиков покинуть села, а затем выходили к российским военным с просьбой прекратить обстрел.
Зара Ялганова сообщила: "На второй день я присутствовала при встрече между представителем российских войск и сельским старостой. Со старостой пришли старейшины. Они надеялись выпросить приостановку бомбежек. Представитель российских войск ответил: "Что с того, что одним селом будет меньше". Делегация вернулась в село и посоветовала жителям оставить его".
Также следователи ссылаются на экспертизы о применении авиации. Экспертиза 2002 года называет авиационный удар "крайне необходимым и соответствующими законодательству", что неудивительно, потому что сделана эта экспертиза бывшими коллегами Шаманова и Недобитко. Экспертизу по раненым мирным жителям никто не проводил.
Все остальные отписки следователей в ЕСПЧ повторяют те же доводы. Всего в ЕСПЧ было подано три жалобы по событиям в Катыр-Юрте в 2005, в 2010 и в 2015 годах. Следствие каждый раз открывало дело и так же закрывало его снова. Во всех случаях ЕСПЧ отмечает, что российские следователи стараются опровергнуть выводы суда по правам человека, а не установить истину и найти виновных.
Благодаря искам в ЕСПЧ во многом удалось восстановить всю картину произошедшего. Как отмечает юрист "Мемориала" Кирилл Коротеев, несмотря на общую ущербность, российское следствие опросило значительное количество военных и представило некоторые документы. Хотя, конечно, огромный массив документов недоступен правозащитникам и адвокатам, и кроме следствия эти документы затребовать некому.
Правозащитникам удалось установить гибель 167 человек. Официальные власти признали 46 погибших и 53 раненых. Вероятно, погибших во много раз больше. Собрать всех потенциальных свидетелей и потерпевших было невозможно, у правозащитников просто не хватило ресурсов на это.
Никакой статистики медицинских учреждений того времени не сохранилось, и вряд ли она велась, поэтому документальных свидетельств о пострадавших у нас также нет. Вырвавшись из этого ада, люди в большинстве своем сразу уехали как можно дальше. В условиях войны никому не пришло в голову пожаловаться на действия военных. Сама военная прокуратура находилась в Ханкале, там же, где и ставка объединенной группировки войск, и попасть в нее было не так просто. Чеченская республика находилась в состоянии разрухи. Никто не знал о начале расследования, потерпевших никто толком и не оповещал и не искал специально, следователи на место происшествия не выезжали. А многим потерпевшим было и не до этого, зачастую люди решали проблемы выживания, а не проблемы восстановления справедливости.
Адвокат Ицлаев рассказывает, как собирал свидетельства по делу "Исаева против России" о бомбежке Катыр-Юрта:
"Были развалины, и в этих развалинах я искал свидетелей, которые согласились бы дать показания. Людей было очень мало. Люди, уехав, даже не знали, что возбуждено уголовное дело, что ведется какое-то следствие. И, соответственно, когда до людей дошло, что там все-таки что-то происходило, когда выиграли второе дело "Абуева и другие против России", люди потянулись. Но уголовное дело в 2013 году было прекращено, и все эти люди остались за бортом".
"Вы представляете, что такое Чечня была в 2002 году, в 2003, в 2005, в 2007 году даже еще. Это разваленные населенные пункты. Никакой там мобильной связи не было, никакой телефонной связи. Вот представьте себе, развалины Грозного и там люди ютятся в каких-то оставшихся квартирах, как в пещерах. Вот что такое была тогда Чечня.
Откуда люди могли это узнать? Только из радио, которое там работало. Но радио — это пропагандистский ресурс, которое вещало исключительно то, что требовалось командованию Объединенной группировки войск",
— подтверждает слова чеченского адвоката председатель "Мемориала" Олег Орлов.
Военные следователи отправляли иски своим коллегам по гражданским делам, те переправляли их обратно. Следствие оказывало активное противодействие. Доступ к делу был ограничен. Дела военных были засекречены, и потерпевшие часто до сих пор не могут с ними ознакомиться. В одном из случаев потерпевшим женщинам предлагалось запомнить содержание дела в 12 томах, пока следователь пролистывает его.
Как отмечает Ицлаев, иногда следователи решались на откровенный подлог. В частности, в показаниях генералов говорилось, что боевики располагали бронетехникой и зенитными орудиями, строили долговременные укрытия из железобетона, а также удерживали мирных жителей, не давая им покинуть село. Подтверждение этих показаний было найдено и в показаниях мирных жителей. Как выяснилось, ни один из давших такие показания этого не говорил.
"Докка, я не знаю, как это все оказалось здесь, я такие показания не давал. Мне следователь сказал подписать, я подписал",
— говорил подписавший показания адвокату.
В результате бездействия, а в худшем случае и откровенного противодействия со стороны следствия, была создана система безнаказанности силовиков. Это касается не только обстрела и пропажи людей в Катыр-Юрте. Постепенно система распространилась на все происходящее в Чеченской республике.
"Даже если в уголовном деле возникал человек, который пытался докапываться до виновного, очень быстро следствие сворачивалось в сторону сокрытия преступления. Расстреляна машина с подростком и женщиной. Тела вывезены и взорваны. Взорваны неумело, останки удалось идентифицировать. Если следователь допрашивает и "колет", классно "колет" всех участников этого дела, через какое-то время главный виновник убывает к новому месту постоянной дислокации. Десять лет его не могут найти, остальные меняют показания",
— описывает Черкасов методы работы следствия на примере дел похищенных.
Чаще всего следователи не особенно старались, неуемное желание привлечь военных к ответственности могло очень дорого стоить. Так, например, следователь Леушин помогал найти тело пожилого мужчины Шахида Байсаева, исчезнувшего 2 марта 2000 года у села Подгорное при въезде в Грозный.
"Следователь нашел могилу. Вот мы нашли его могилу, вот краешек дубленки, в которой он был. Завтра мы приедем со всеми нужными экспертами, проведем эксгумацию как нужно. Машину со следователем Леушиным взорвали. Его голову не нашли. Потом открыли мемориальную доску. При участии тех самых сотрудников прокуратуры, которые вместе с ним там под пулями работали",
— рассказал Черкасов.
Система сокрытия преступлений работает практически идеально. Если опять же судить по делам о похищениях и внесудебных казнях: на пять тысяч похищений — лишь четыре дела, доведенных до приговора.
В частности, до приговора дошло дело Лапина (Кадет). Его удалось раскрутить усилиями правозащитницы Натальи Эстемировой, журналистки Анны Политковской и адвоката Станислава Маркелова. Ни одного из них сейчас нет в живых.
Нужно понимать, что Катыр-Юрт — это не изолированный эпизод. В феврале того же года необоснованное применение силы происходило и во многих других селениях Чечни: Закан-Юрте, Шаами-Юрте, в Гехи-Чу и Рошни-Чу и многих других. В эти же дни был сначала обстрел, а затем кровавая зачистка в селении Новые Алды.
В России до сих пор нет признания ответственности властей, более того, произошедшее не признано хоть сколько-нибудь противоправным. Прокуратура и суды, ссылаясь на отсутствие виновного, отказывают потерпевшим в исках о возмещении морального и материального вреда, вреда здоровью. Не было сделано выводов из произошедшего.
За неизбирательное применение силы так никто и не был привлечен к ответственности. То есть действия военного руководства были признаны правильными. Операция наверняка разбирается в учебных заведениях Министерства обороны и ставится как пример правильных действий. И это дает основание полагать, что и в дальнейшем российские силовики не будут склонны вдаваться в подробности при применении силы.
"И потом, ровно то же самое, что мы видели в Катыр-Юрте, продолжается в других местах, где Россия применяет вооруженные силы, авиацию, артиллерию: Грузия, Украина, Сирия как минимум и, возможно, где-то еще",
— говорит Кирилл Коротеев.
О произошедшем в феврале 2000 года знают в Чечне все. По словам создателей ролика "Мемориала" о выживших в Катыр-Юрте, официальные власти республики реагируют на обсуждение преступлений российских военных гораздо менее остро, чем на критику в адрес Рамзана Кадырова. Но в России дело о бомбардировке Катыр-Юрта оказалось вне общественного обсуждения.
Неизбирательность при достижении своих целей, попустительство своим силовикам и чиновникам стали свойственны российской власти. Жалуясь на необоснованное применение силы на митинге, необоснованные судебные приговоры, понижение пенсий, закрытие школ и больниц, мы должны понимать, что, добиваясь своих целей, власти не берут в расчет жертвы среди "мирного населения". Они так привыкли с 1999 года, если не раньше. И до сих пор никто не смог разуверить их, что этот способ неприемлем.