XI. «Генеральная операция» 1937 года
В ночь с 31 июля на 1 августа 1937 года по ранее составленным НКВД спискам была проведена по всем аулам и районам так называемая «генеральная операция по изъятию антисоветских элементов». Весь изъятый «элемент» был вывезен на грузовых машинах войск НКВД в столицу республики — г. Грозный. После того как были заполнены две тюрьмы НКВД в Грозном (внутренняя тюрьма НКВД для «махровых контрреволюционеров» — до 1000 человек и внешняя тюрьма НКВД — до 4 тысяч человек), арестованные были размещены в центральном гараже Грознефти — 5 тысяч человек, в клубе имени Сталина (у мельницы Баширова) — 3 тысячи человек, в ДПЗ республиканской милиции — до 300 человек. Причем районные ДПЗ милиции и НКВД постоянно пополнялись новыми «кадрами» арестованных в порядке ликвидации «контрреволюционных остатков»… Всего в июльскую ночь в ходе «генеральной операции» было арестовано по республике до 14 тысяч человек, за август и сентябрь месяцы, т. е. около 3 процентов к общему населению республики. Все статьи о высоких правах граждан, столь уже торжественно декларированных во всесоюзной и чечено-ингушской конституциях, конечно, были бесцеремонно нарушены как при аресте, так и при осуждении. На всех был подписан один прокурорский ордер на арест, на всех был один заочный суд: чрезвычайная «тройка» Чечено-Ингушского НКВД в составе первого секретаря областного комитета Егорова, шефа НКВД Дементьева и «спецпрокурора» НКВД ЧИАССР Порубаева. Она осудила их по спискам — одних к расстрелу, других в концлагерь. Число расстрелянных установить невозможно, но в каждую ночь под гул заведенных моторов автомашин в подвалах НКВД происходили массовые расстрелы по новому методу. Новый же метод заключался в установлении следующей процедуры расстрелов: так как при одиночных расстрелах не было никакой возможности кончить в положенный срок исполнение смертных приговоров «тройки», в подвале с северной стороны здания Грозненского НКВД (сторона к Сунже) была «оборудована» специальная «зала расстрелов» большими группами. Сами чекисты называли этот подвал этапной камерой и заводили туда приговоренных «тройкой» к расстрелу арестантов под предлогом отправки на этап, в Сибирь. Этапная камера была железобетонная и герметически изолирована от внешнего мира. Внутрь камеры как с крыши, так и с боков были вделаны вращающиеся огневые точки, из которых огнем ручных автоматов потом производился массовый расстрел. Трупы расстрелянных увозили ночью в грузовиках, покрытых брезентом, под гору Горячеводская, где под видом «заповедника» находились «братские кладбища» для расстрелянных.
В связи с «генеральной операцией» сотни и тысячи чеченцев и ингушей ушли в партизаны, а старые партизанские группы перешли уже к активным действиям. В Галанчожском, Гудермесском и Курчалоевском районах партизанами были убиты шефы районных отделов НКВД. В сентябре между городами Грозный — Назрань партизаны пустили под откос военный железнодорожный состав. В конце сентября в газете «Правда» появилась громовая статья «от специального корреспондента» под жирным заголовком «Буржуазно-националистический клубок в Чечено-Ингушетии». Автор статьи, несомненно инспирированной ЦК ВКП(б), доказывал, что в Чечено-Ингушетии в партийном руководстве и во главе правительства сидят «буржуазные националисты», которые ведут чечено-ингушский народ по антисоветскому пути. Автор и газета «Правда» призывали не названного по имени судью (НКВД) «до конца распутать буржуазно-националистический клубок».
В начале октября 1937 года в сопровождении большого чекистского штаба в Чечено-Ингушетию прибыл кандидат в члены Политбюро, председатель партколлегии при КПК при ЦК и заместитель Ежова Шкирятов. Шкирятов и его чекисты энергично взялись за распутывание «буржуазно-националистического клубка». 7 октября был созван расширенный пленум Чечено-Ингушского областного комитета в Доме культуры имени Ленина Сталинского района в г. Грозном. Кроме членов пленума присутствовали персонально приглашенные ответственные работники города и районов. Вот на этом пленуме Шкирятов самолично и распутал «клубок». Шкирятов дал приказ об аресте всех чеченцев и ингушей, являющихся членами Чечено-Ингушского областного комитета. Они были арестованы тут же, в зале пленума. Потом приказ Шкирятова был распространен и на всех чечено-ингушских работников, от председателя республиканского правительства до председателя сельсовета. Таким образом, в течение октября-ноября были арестованы: председатель правительства республики А.Горчханов, заместитель председателя правительства республики А. Саламов, второй секретарь областного комитета партии X. Вахаев, заведующий культпропом областного комитета ВКП(б) М. Мамакаев, заведующий орготделом областного комитета ВКП(б) Куриев, народный комиссар, земледелия А. Мальсагов, народный комиссар здравоохранения С. Казалиев, народный комиссар местной промышленности К.Ужахов, народный комиссар финансов Г. Гойгов, народный комиссар просвещения X. Окуев, председатель Верховного суда М. Ханиев, прокурор республики X. Мехтиев, председатель плановой комиссии М. Исламов, представитель Чечено-Ингушской республики при ВЦИК М. Альтемиров, начальник управления дороги А.Тучаев, начальник республиканского союза кооперации Ш. Сапаров, управляющий техническим снабжением Грознефти И. Курбанов, управляющий разведочной конторой Грознефти Д. Арсанукаев, директор научно-исследовательского института С. Арсанов, председатель республиканского радиокомитета Ш. Айсханов, председатель Союза советских писателей С. Бадуев, ответственный редактор газеты «Ленинский путь» X. Арсанукаев, директор национального театра X. Яхмаатов, директор Государственного музея Э.Шерипов, директор филармонии композитор Г. Мепурнов, председатель коллегии защитников Д. Шерипов, директор Водоканалтреста М. Шатаев, ответственный секретарь исполкома республики З. Межидов, управляющий торговлей А. Эльдарханов, управляющий банком М. Чекуев, начальник управления Заготзерно К. Арсанукаев; авторы фундаментальной «Научной грамматики чеченского языка» — профессор X. Яндаров, доценты Д. Мальсагов и А. Мациев; виднейшие писатели — А. Ножаев, М. Сальмурзаев, А. Дудаев и другие; секретари районных комитетов партии — Шахгиреев, Бектемиров, Эдиев, Плиев, Азиев, Ханиев, Гугаев, Н. Казалиев, Г. Гугаев, Окуев, Сальмурзаев, Джабраилов, Ведзижев, Омаров, Чапанов, Эльдарханов, Джафаров, Гамурзиев, Зармаев, Мунаев и другие.
Арестованы были также председатели районных исполнительных комитетов (в Чечено-Ингушской республике было до 28 районов), почти все председатели сельских Советов, колхозов и их партийные организаторы. Вместе с ними, в порядке ликвидации «буржуазно-националистического охвостья», были арестованы все чиновники всех республиканских, городских, районных и сельских учреждений.
Общую «психологию» арестов весьма ярко передал начальник Гудермесского районного НКВД Гридасов, когда ему один из его не совсем опытных сотрудников задал недоуменный вопрос: «Как арестовать человека, если на него у нас нет никакого материала?» Начальник ответил: «Материал всегда найдется, лишь бы на нем была кавказская шапка!» Кстати, из всех 23 начальников районных НКВД только один был чеченец — Гойтиев и тот был арестован в эту кампанию.
Вместе с работниками республики были арестованы и те из чеченцев и ингушей, которые давно находились вне Чечено-Ингушетии — Д. Токаев (член ЦК Азербайджанской компартии), X. Ошаев (директор Северо-Кавказского горского педагогического института), М. Омаров (инструктор Северо-Кавказского крайкома ВКП(б), А. Авторханов (преподаватель Московского государственного педагогического института имени А. Бубнова), Идрис Зязиков, еще не отбывший свое старое наказание, и другие.
Аресты продолжались до ноября 1938 года. К этому времени Чечено-Ингушская республика была окончательно очищена от «врагов народа». В течение трех лет чекистские следователи создавали дело «буржуазно-националистической, контрреволюционно-повстанческой, бухаринско-троцкистской, террористически-шпионской, антисоветской вредительской организации» — буквально так гласила многоэтажная формула обвинения для головки арестованных. В эту головку, названную чекистами «буржуазно-националистическим центром Чечни и Ингушетии», входило 137 человек — бывших ответственных работников республики. В переводе на уголовный язык вышеуказанная формула обвинения гласила для каждого члена «центра» статью 58, пункты: I A (измена Родине), 2 (подготовка вооруженного восстания), 7 (вредительство), 8 (террористические акты), 9 (диверсия), 10 (антисоветская агитация), 11 (членство в антисоветской организации) и 14 (саботаж). Такую широкую контрреволюционную деятельность «центр» развернул, по мнению обвинения, в тесном союзе с другими националистическими «центрами» Северного Кавказа (Дагестан, Осетия, Кабардино-Балкария, Карачай, Адыгея, Черкессия), чтобы подготовить провозглашение «Северо-Кавказской федеративной республики» под протекторатом Турции и Англии. Для координации своей деятельности с другими национальными республиками «буржуазно-националистические центры» Северного Кавказа входили в «Московский межнациональный центр» в лице своих ответственных представителей (Коркмасов и Самурский — от Дагестана, Ошаев, Авторханов и Зязиков — от Чечено-Ингушетии, Такоев — от Осетии, Курджиев — от Карачая) — такова была, по мнению НКВД, и внешняя связь заговорщиков. Партийный состав и образовательный ценз арестованных членов «буржуазно-националистического центра» был таков:
Общее количество 137 человек.
Партстаж:
Член ВКП(б) до 1917 г. – 2 чел.
Член ВКП(б) с 1917 по 1921 г. – 6 чел.
Член ВКП(б) с 1921 по1927 г. – 39 чел.
Член ВКП(б) с 1927 по 1936 г. – 90 чел.
Возраст:
Свыше 40 лет – 20 чел.
От 30 до 40 лет – 35 чел.
От 25 до 30 лет – 52 чел.
До 25 лет – 30 чел.
Образовательный ценз и его характеристика:
Высшее спец. образование – 10 чел.
Высшее коммунистическое образование – 53 чел.
Среднее образование – 36 чел.
Низшее образование – 50 чел.
Из этой таблицы вытекают следующие выводы: во-первых, все арестованные члены «буржуазно-националистического центра», за исключением восьми человек ленинской гвардии, принадлежали по своему стажу к сталинской школе; во-вторых, по своему возрасту подавляющее большинство их (82 человека) были людьми моложе 30 лет (комсомольский возраст); в-третьих, больше чем 1/3 (52 человека) всех этих «буржуазно-националистов» получили свое воспитание и образование в чисто коммунистических вузах (КУТВ имени Сталина, Высшая коммунистическая сельскохозяйственная школа, курсы марксизма при ЦК и т. д.).
Таково было партийное, образовательное и возрастное лицо руководящих кадров республики, обвиненных ныне в «буржуазном национализме».
Следствие по делу «буржуазно-националистического центра» продолжалось ровно три года. Так как не было возможности судить «центр» в 137 человек одним судом, то в ходе предварительного следствия «центр» был разбит на три группы: 1) советско-партийное руководство (Горчханов, Саламов, Вахаев, Окуев, Тучаев и др.), 2) беспартийные группы: культурно-идеологическое руководство (Яндаров, Мациев, Авторханов, Д. Мальсагов, Мамакаев и другие), 3) «террористическая группа» (Сапаров, Ермолов, Товбулатов и другие, в эту «группу» чекисты набрали по логике вещей одну «молодежь»). Следствие велось при применении обычных для всего СССР методов физических пыток с некоторой «добавкой» для специфического «национального характера». Во время этого «следствия» до смерти были замучены бывший председатель областного исполнительного комитета Д. Мачукаев, бывший завкультпропом обкома М. Гисаев, бывший секретарь Ингушского обкома ВКП(б) Идрис Зязиков и другие. Не выдержав режима пыток, покончили самоубийством председатель плановой комиссии республики М. Исламов, секретарь райкома партии М. Бектемиров. Путем этой неслыханной инквизиции, названной «предварительным следствием», чекисты заставили до 90 процентов членов «буржуазно-националистического центра» подписывать и даже сочинять «искренние признания» в преступлениях, которых они, разумеется, не совершали.
О фантастичности этих показаний можно судить хотя бы по тому, что бывший заместитель правительства республики А. Саламов дал следующие «искренние собственноручные показания». Для успешного проведения вооруженного восстания в Чечено-Ингушской республике из Англии через Турцию были получены: 50 горных орудий, 1000 пулеметов, 200 тысяч винтовок, 5 миллионов патронов, 10 тысяч снарядов и гранат и т. д. Кроме того, Англия обещала с воздуха поддерживать это восстание. Но так как Саламов указывал и точное место, где это оружие зарыто в горах, то чекисты изрыли все указанные ущелья гор. При этом, конечно, ничего не нашли, но избиения продолжались с требованиями указать подлинное место, где зарыто это оружие.
Наконец, когда «следствие» было закончено и группы «центра» стали перед военным трибуналом Северо-Кавказского военного округа, то из дошедших живыми до суда около 120 человек виновным себя признал только один бывший мулла Ахмат Тучаев. Все остальные в один голос заявили, что все инкриминируемые им преступления — выдумка и их «искренние признания» являются ложными и вымышленными от начала до конца. Подсудимые; указывая на шрамы от нанесенных ран, на выбитые зубы, изуродованные части организма (один даже был кастрирован во время допроса), заявили, что свои ложные показания они подписали под влиянием этих физических пыток ив надежде, что таким образом будет ускорен день суда или смерти. Все обвинение и доказательства по делу строились исключительно по этим вынужденным личным «показаниям».
Других вещественных доказательств или свидетельских показаний для обоснования обвинения не было. Поскольку теперь на суде все обвиняемые отказывались от своих «показаний», кроме одного, то казалось бы, что дело должно было быть направлено на «доследование», как обычно поступали в этих случаях. Но трибунал, видимо, учел, что тут речь идет не о совершенных или подготовляемых к совершению преступлениях, а людях, которые нежелательны по соображениям высокой политики. В остальном и трибуналу было совершенно ясно, что перед ним сидят люди, единственная вина которых заключалась в их национальном происхождении и, может быть, в их чересчур наивной вере в «ленинско-сталинскую национальную политику». Трибунал вынес обвинительный приговор первой группе единственно на основании показаний одного подсудимого — А. Тучаева. А. Саламов, А. Горчханов и сам Тучаев были приговорены к расстрелу, другие — к тюремному заключению от 7 до 25 лет. Но только теперь выяснился секрет «признания» и Тучаева — из своей «смертной камеры» он подал ходатайство о помиловании на имя М. Калинина. В ходатайстве Тучаев указывал, что он признавался на суде в несовершенных преступлениях, так как только в этом случае НКВД обещал освободить членов его семьи, а ему самому сохранить жизнь.
Москва заменила расстрел всем троим, снизила сроки наказания другим, а в остальном приговор утвердила. «Террористическая группа» была вся освобождена тем же военным трибуналом, а дело «культурников-идеологов» он вообще не принял к производству. В этом случае у НКВД был свой собственный, так сказать, ведомственный суд — Особое совещание. Всех сидящих без «дел» и пропустили через Особое совещание. Так были «изобретены» и ликвидированы «буржуазные националцентры» Чечено-Ингушетии, на место ликвидированных национальных работников были назначены пришлые люди, которые не знали ни языка, ни обычая, ни истории уверенного им народа. Даже и та связь, которая существовала между народом и властью через Чечено-ингушскую интеллигенцию, была уничтожена с уничтожением этой интеллигенции. Чекисты стали монопольными хозяевами Чечено-Ингушской республики с тем, чтобы ее окончательно ликвидировать через пять лет.
XII. Чеченцев и ингушей не берут в Красную Армию
К началу второй мировой войны, таким образом, Чечено-Ингушская республика была полностью обезглавлена, а сам народ национально подавлен и политически обозлен до крайности. Тем не менее на призыв Советской власти выступить на защиту Родины чеченцы и ингуши выставили две дивизии добровольцев — одну действующую, другую резервную.
В Чечено-Ингушетии во время царизма не существовало обязательной воинской повинности. Но отдельные чеченцы и ингуши служили и тогда в царской армий и дали русской армии ряд блестящих офицеров. Маленькое ингушское племя дало даже одних высших офицеров — семь генералов, а чеченцы — два. Один из этих чеченских генералов, генерал от артиллерии Эрисхан Алиев, командовавший накануне русско-японской войны 2-м Западно-Сибирским корпусом (1904-1905 гг.), во время этой войны был даже временно главнокомандующим всем русским фронтом вместо вышедшего из строя генерала Линевича (см.: Военная энциклопедия. М., 1907).
Во время Первой мировой войны чеченцы и ингуши дали по одному полку в состав так называемой Туземной дивизии (Дикая дивизия), покрывшей себя славой геройства и мужества в боях на Карпатах. Офицерами этой дивизии были опять-таки сами горцы, а русские гвардейские офицеры считали для себя за честь служить в Дикой дивизии. Командующим этой дивизии был сам брат русского царя великий князь Михаил Александрович. Характерно, что на протяжении всей войны не было ни одного случая дезертирства из Туземной дивизии. Характерно опять-таки, что эта же дивизия первой из всех русских дивизий выступила против подготовлявшегося большевистского переворота в Петербурге в знаменитом походе Корнилова на Петербург.
В начале второй мировой войны (1939-1945 гг.) Советское правительство не разрешило чеченцам и ингушам создать свои национальные формирования. Призываемые чеченцы и ингуши направлялись в русские части поодиночке, где они, не владея языком, несли службу «немых солдат», а командиры частей заставляли их есть общую пищу со свининой, что было противно их религиозному чувству и всему образу воспитания. Это обстоятельство помимо всех прочих политических условий служило немаловажной причиной массового дезертирства чеченцев и ингушей из Красной Армии. Тогда Советская власть издала приказ отказаться от призыва их в армию, а находящихся уже в армии освободить от службы. Это, конечно, вызвало большое разочарование в первую очередь в чечено-ингушском офицерстве Красной Армии. По инициативе чеченца советского генерала Супьяна Моллаева, ингуша полковника Абадиева, майора Висаитова, капитана Ахтаева и других Советское правительство разрешило Чечено-Ингушской республике набрать добровольцев. Таким путем за короткое время организовались две дивизии, одна из которых находилась при действующей армии Южного фронта. Это было после эвакуации красными Керчи. Командующий Южным фронтом маршал Буденный, делавший осмотр беспорядочно отступавшим частям из Керчи и Крыма, выставив в Краснодаре две дивизии друг против друга, одну только что прибывшую на фронт чечено-ингушскую, другую только что бежавшую из Керчи сюда, говорил, обращаясь к русской дивизии: «Вот смотрите на них, горцев, их отцы и деды под руководством великого Шамиля 25 лет храбро дрались и отстаивали свою независимость против целой царской России. Берите с них пример, как надо защищать Родину!»
Но ни действующая, ни запасная чечено-ингушская дивизии не были приняты на снабжение Красной Армии и даже не имели своего номера. Они на этот раз действительно были «дикими дивизиями». Обмундированы они были самой Чечено-Ингушской республикой, оттуда же получали и провиант. Ободренные льстивыми словами маршала, офицеры попросили Буденного принять чечено-ингушские дивизии в армию и, следовательно, вооружить их по-армейски (все вооружение этих дивизий состояло из одних шашек и из случайных винтовок самых разных систем). Многие из бойцов были босыми, так как домашние горские чувяки давно износились. Буденный обещал подумать. Пока Буденный думал, немцы перешли Дон и чечено-ингушская дивизия была в том же виде, без танковой или артиллерийской поддержки брошена буквально под ураганный огонь немецких танков, стремительно рвущихся к Сталинграду. Под Котельниковом 4 августа 1942 года немецкие танки и перешагнули через трупы многих бойцов этой дивизии. Маленькая же часть попала в плен, другая, во главе со штабом, сумела вырваться из окружения и отступила. Но разгром этой дивизии вместе с разгромом целых корпусов и армий Южного фронта явился плохой аттестацией для всего чечено-ингушского народа.
XIII. Восстание Исраилова 1940 года
Когда же в связи с войной усилилось существовавшее уже беспрерывно два десятка лет партизанское движение в горах Чечено-Ингушетии, Советская власть решила, что чеченцы и ингуши имеют связь с немцами. То обстоятельство, что теперь во главе антисоветского партизанского движения в горной Чечено-Ингушетии стали люди с большим образованием и политическим кругозором (это движение возглавлялось теперь юристом Майрбеком Шериповым и писателем Хасаном Исраиловым), дало НКВД повод строить свою лживую версию о том, что чечено-ингушским партизанским движением руководят немцы. Однако достаточно указать на тот общедоступный для проверки факт, что, находясь даже прямо у границ Чечено-Ингушской республики, немцы не перебросили в Чечено-Ингушетию ни одной винтовки, ни одного патрона. Перебрасывались только отдельные шпионы и большое количество листовок. Но это делалось везде, где проходил фронт. Но главное — восстание Исраилова началось еще зимой 1940 года, т. е. еще тогда, когда Сталин находился в союзе с Гитлером.
Характерной чертой повстанческо-партизанского движения Чечено-Ингушетии за последнее десятилетие являлось то, что вместо бывших духовных авторитетов — мулл и шейхов — во главе его постепенно становились люди чисто советские и политически вполне разбирающиеся во всех тонкостях как советской колониальной политики на Кавказе, так и ее империалистически экспансивных устремлений в мировом масштабе. Для карьеры советских и партийных сатрапов на Кавказе была открыта дорога при одном условии: при их безусловной, идейной и физической поддержке сталинской колониально-империалистической политики против собственного народа. Многие становились на этот гибельный для своего народа путь подлинной измены и коллаборации, что в конце концов не спасало их от собственной гибели. Советская власть в этом отношении ценит свои кадры совершенно так же, как ее разведка исчерпавшихся агентов: высасывает из них весь сок, а останки сжигает, чтобы не оставить следов для контрразведки.
Но находились и такие, которые, сознательно отказываясь от соблазнительных перспектив иллюзорной личной карьеры, становились во главе общенационального, беспримерно тяжелого, а в глазах многих и безнадежного дела борьбы за свободу своего истерзанного и погибающего народа. К категории таких молодых национальных вождей чечено-ингушского народа и принадлежали Хасан Исраилов и Майрбек Шерипов.
Хасан Исраилов родился в 1910 году в селении Нашхой Галанчожского района Чечни. В семье из шести братьев он был самым младшим. В 1929 году он окончил в Ростове-на-Дону среднюю школу. В том же году, уже будучи комсомольцем, вступил в ряды ВКП(б). Но активно в политических делах не участвовал и целиком посвятил себя творческой деятельности в области художественной литературы, к которой он имел не только личную страсть, но и большое призвание. Писал преимущественно стихи и пьесы. В силу этой своей профессии и не без внутренней потребности рассказать внешнему миру правду (насколько это возможно при советских условиях) Исраилов сделался постоянным корреспондентом московской «Крестьянской газеты». Но статьи Исраилова в «Крестьянской газете», сильные по аргументации и резкие по духу, имели только одну тему: как местные советские и, партийные вельможи грабят чеченский народ. Под видом защиты общесоветских законов от местных исполнителей Исраилов умело критиковал эти самые законы на конкретных примерах и людях. Конечно, такая «писательская карьера» не могла быть успешной и безнаказанной. До того, до чего не додумались в Москве, додумались местные чекисты: весной 1931 года Хасан Исраилов был арестован и «за контрреволюционную клевету» и «за связь с бандой» осужден на 10 лет. Через три года, после энергичного вмешательства «Крестьянской газеты» и после того, когда выяснилось, что некоторые из чиновников, которых Исраилов критиковал как «грабителей и взяточников», оказались ими и на самом деле, Исраилов был освобожден и даже восстановлен в партии. После своего освобождения Исраилов уехал в Москву на учебу в Коммунистический университет трудящихся Востока имени Сталина (КУТВ). Этим временем вышли две книги его художественных произведений, написанных им в тюрьме.
Но Исраилов постепенно отходит от поэзии и переходит к активной политической деятельности. Уже будучи в Москве, совместно с другими чечено-ингушскими работниками он подает заявление Советскому правительству, что продолжение нынешнего курса советской политики неминуемо приведет к развязке всеобщего народного восстания, поэтому Исраилов и его друзья требуют смены курса и снятия с постов первого секретаря обкома ВКП(б) Егорова и народного комиссара внутренних дел Раева. Советское правительство пересылает заявление для «проверки» на место — этим самым шефам республики. «Проверка» кончается обычным результатом: новым арестом Иераилова и его друзей. Когда же в начале 1939 года Раев и Егоров были арестованы как «враги народа», Исраилова освобождают.
Исраилова вызвали в обком к новому секретарю обкома Быкову и предложили подать заявление, чтобы вновь восстановить его в партии. Исраилов ответил, что подаст заявление на днях. Через неделю в обкоме и было получено его заявление. В этом заявлении Исраилова, однако, говорилось: «Вот уже двадцать лет, как Советская власть ведет войну на уничтожение моего народа по частям — то как кулаков, то как мулл и «бандитов», то как «буржуазных националистов». Теперь я убедился, что война отныне ведется на истребление всего народа. Поэтому я решил встать во главе освободительной войны моего народа. Я слишком хорошо понимаю, — писал в этом заявлении Исраилов, — не только одной Чечено-Ингушетии, но даже и всему национальному Кавказу трудно будет освободиться от тяжелого ярма красного империализма, но фанатичная вера в справедливость и законная надежда на помощь свободолюбивых народов Кавказа и всего мира вдохновляют меня на этот в ваших глазах дерзкий и бессмысленный, а по моему убеждению единственно правильный исторический шаг. Храбрые финны доказывают сейчас, что великая рабовладельческая империя бессильна против маленького, но свободолюбивого народа. На Кавказе вы будете иметь вторую Финляндию, а за нами последуют другие угнетенные народы». Так писал Хасан Исраилов в январе 1940 года. Восстание в первые же дни имело успех. К началу февраля 1940 года Хасан уже овладел Галанчожем, Саясаном, Чаберлоем и частью Шатоевского района. Повстанцы вооружались за счет разоружения и разгрома карательных отрядов.
После очищения большинства горных районов от большевиков был созван буквально вооруженный народный съезд в Галанчоже и объявлено провозглашение «временного народно-революционного правительства Чечено-Ингушетии» во главе с самим Исраиловым.
Заключение советско-финского договора было сильным моральным ударом по движению Исраилова, однако Исраилов не терял надежды, что он будет поддержан не только другими народами Кавказа, но что в начавшейся мировой войне погибнет и Сталин под ударом объединенных сил демократических держав. В своих воззваниях к народу Исраилов пророчит именно такой исход войны. Когда началась советско-германская война, разумеется, размах и масштаб восстания Исраилова разрослись. Новой ситуацией Исраилов воспользовался так, как это сделал бы любой другой на его месте, — он предлагал воспользоваться борьбой германского народа против большевизма для освобождения всего Кавказа и объявления его полной независимости.
В феврале 1942 года, т. е. еще тогда, когда немцы находились у Таганрога (500 километров от Чечено-Ингушетии), юрист Майрбек Шерипов, брат известного национального героя Чечни во время революции, поднял восстание в Шатое и Итум-Кале и присоединился к Исраилову. Тогда был создан объединенный военный штаб повстанцев и соответственно реорганизовано повстанческое правительство. Повстанцы уже имели сведения о практике Розенберга и Гиммлера в «освобожденной Украине». Поэтому повстанческое правительство выпустило «воззвание к чечено-ингушскому народу» (июнь 1942 г.), в котором говорилось, что кавказцы ожидают немцев как гостей и окажут им гостеприимство только при полном признании ими кавказской независимости. Не без влияния таких и им подобных воззваний главное командование немецкой кавказской армии издало специальный приказ по армии, в котором указывалось на необходимость радикально иного поведения здесь немецкого солдата, чем это имело место на Украине и в других областях. Характерно также и заявление вместе с Северо-Кавказским национальным комитетом представителя Восточного министерства в конце 1942 года. Этот представитель при Остминистериум заявил, что он уполномочен вождями восстания сообщить немцам, что если только «освобождение Кавказа будет заключаться в замене одних, колонизаторов другими, то для кавказцев это явится лишь новым этапом продолжающейся национально-освободительной войны».
Однако именно во время войны и большевики свирепствовали в тылу куда успешнее, чем на фронтах. Известно, что, например, в 1941-1942 годах советская военная авиация совершенно бездействовала на передовой линии против врага, не говоря уже об абсолютном отсутствии советской авиации над вражеским тылом. Но зато она безоглядно и варварски бомбила собственный тыл. Так, в 1942 году весной советская авиация подвергла дважды воздушной бомбежке всю горную Чечено-Ингушетию. После этих бомбежек Красной Армии в горах Чечено-Ингушской республики было столько жертв среди женщин, детей и стариков, сколько их бывает у воюющей армии на передовом фронте. В некоторых аулах Шатоя, Итум-Кале и Галанчожа жителей, убитых воздушной и артиллерийской бомбежкой большевиков, числилось больше, чем оставшихся в живых. Найти там не раненого человека было редкостью. В те дни, когда Сталин устраивал этот ад над собственным народом, на Кавказе не было еще ноги ни одного немца. Даже тогда, когда немцы пришли на Кавказ (летом 1942 г.), они ни разу не вступали на чечено-ингушскую территорию.
Вполне понятно, конечно, что чеченцы и ингуши, постоянно, методически и прямо-таки провокационно истребляемые Советской властью, глубоко презирали эту власть, но активно выступал против этой власти все-таки не весь народ, а только часть его. Женщины, дети, младенцы на руках, зародыши в утробах матерей и глубокие старики, чечено-ингушские коммунисты, чечено-ингушские офицеры Красной Армии, стахановцы — «знатные люди республики», чечено-ингушские агенты НКВД и «герои социалистического труда» — ведь они не были виноваты перед Советской властью. И все-таки Сталин исполнил приказ Николая I, хотя и с запозданием больше чем на 100 лет: истребление горцев оказалось беспримерным в истории всех войн и народов — поголовно все оставшиеся в живых чеченцы и ингуши, балкарцы и карачаевцы в 1943-1944 годах выселены с Кавказа. Куда они выселены и вообще существуют ли хотя бы остатки этих народов все еще на свете где-нибудь в Сибири или в Средней Азии, об этом ничего не известно. Мир, который с таким затаенным дыханием следил за всяким колебанием температуры в больничных бюллетенях Косьенкиной, не интересуется даже адресом целых народов.
XIV. Как они были выселены
Вот как описывает выселение чеченцев и ингушей один из русских студентов-очевидцев, сообщение которого является во всех отношениях наиболее сглаженным и по другим источникам наименее «ужасным»:
«В 1943 году я прибыл в г. Грозный вместе с Грозненским нефтяным институтом из Коканда, который был туда эвакуирован в 1942 году во время немецкого наступления…
Создать настоящие колхозы в Чечне, собственно, так и не удалось никогда. Хотя в аулах и были представители Заготзерна и Заготскота и даже колхозные председатели, но в действительности все выглядело так, как будто крестьяне являются самостоятельными.
В горах действовали «банды», которые пользовались поддержкой горных аулов. После ликвидации Чечено-Ингушской республики газета «Грозненская правда» писала, что со времени существования Советской власти «банды» на территории Чечено-Ингушетии убили около 20 тысяч красноармейцев и партработников.
Когда во время войны эвакуировалось в горную Чечню Грозненское военное училище, то чеченцы убили 200 человек слушателей этой школы. В конце 1943 года в городе распространился слух, что чеченцы и ингуши будут выселены, но об этом только шептали друг другу. Во второй половине января и в первую половину февраля в Грозный начали прибывать в большом количестве особые части войск НКВД на трех- и пятитонных американских грузовиках «студебеккер». В газетах появились воззвания к народу: «Приведем дороги и мосты в образцовое состояние!», или: «Поддержим нашу дорогую и любимую Красную Армию в ее горных маневрах!». Так войска заняли все горы, и каждый аул имел свой маленький гарнизон.
Наступил день Красной Армии — 23 февраля 1944 года. Вечером того дня красноармейцы развели огни на площадях аулов и начали пение и танцы. Жители аулов, ни в чем не сомневаясь, собрались на это торжество как зрители. Когда таким образом, большинство жителей собралось на площади, были арестованы все мужчины. Некоторые чеченцы имели оружие, и во многих местах началась стрельба. Но сопротивление скоро было сломлено. Арестованные на площадях мужчины были заперты в сараи, и началась охота за теми, которые не были на площади. Вся акция была проведена в два-три часа. Женщины не были арестованы, но их предупредили, чтобы они запаковали вещи и вместе с детьми были готовы на следующий день к выезду.
Одновременно в Грозном была объявлена мобилизация студентов и домохозяек, которые не были заняты на фабриках. Вечером 23 февраля в общежитие института пришел директор, который предложил всем студентам собраться к шести часам утра у здания института. Мы должны были взять пару лишнего белья и питание на три дня. Появились также студенты педагогического института. Когда собрались у института, мы увидели много «студебеккеров», наполовину нагруженных красноармейцами. Таким образом мы были по тщательно разработанному плану распределены по аулам, 20-30 человек на аул. Когда мы 23 февраля прибыли в аулы, нас удивила господствующая всюду тишина. Через полчаса после нашего прибытия на те же машины были погружены арестованные накануне мужчины, женщины и дети. Потом они были пересажены в товарные поезда, которые стояли наготове в Грозном. Чеченцы и ингуши были забраны все без исключения. Дагестанцев оставили в покое, в нашем ауле их было до семи-восьми человек.
Задача студентов заключалась в том, чтобы до прибытия переселенцев из Курской и Орловской областей держать хозяйство в порядке. Мы должны были собирать скот, кормить его, принять зерно, инвентарь и т. д. В горных аулах эту акцию провели иначе. Отсюда был эвакуирован весь скот, и тогда сожгли аулы, чтобы лишить «бандитов» базы для существования. Днями можно было наблюдать в горах горящие аулы. Одновременно была объявлена амнистия для ушедших в горы, если они явятся добровольно. Фактически некоторые из них и явились, но были также выселены…» (Прометеус. 1949. № 3. Март. Аугсбург: Изд. Иван Тихойкий).
По свидетельству других очевидцев определенная часть чечено-ингушского народа была уничтожена на месте (группами расстреляны), а выселили главным образом женщин, детей и тех из мужчин, в лояльности которых не было сомнения даже у НКВД. Из имущества только женщинам разрешили забрать ручной багаж. Ужасная трагедия продолжалась и в пути. Погруженные в арестантские товарные вагоны люди не получали сутками не только пищи, но и воды. Так как путешествие продолжалось неделями и даже месяцами, то при отсутствии пищи, воды и медицинской помощи в переполненных вагонах, где люди буквально сидели один на другом, начались массовые заболевания. По единодушному свидетельству еврейских беженцев из Средней Азии среди переселенных уже в пути вспыхнул тиф, который скосил не менее 50 процентов выселенцев. Власть старалась только локализовать его на чеченцах и ингушах, чтобы таким «естественным» образом избавиться от все еще хватающихся за жизнь обреченных людей. Местному населению было категорически запрещено оказывать помощь умирающим подачей пищи, воды или даже медикаментов. Даже простое проявление человеческого сочувствия погибающим женщинам и детям каралось арестами. Мои упорные старания установить хотя бы приблизительно процент погибших, умерших или расстрелянных чеченцев и ингушей во время всего этого кошмара оказались тщетными. Очевидцы называют иногда такой высокий процент, что просто не хочется верить в реальность столь чудовищной инквизиции, даже на большевистской земле. Однако ниже 50 процентов не называет никто из опрошенных мною свидетелей.
Совершенно такая же была расправа над другими северокавказцами — балкарцами и карачаевцами. Балкарцы (120 тысяч человек) и карачаевцы (170 тысяч человек), не признававшие фактически никогда Советской власти, принадлежат к группе тюркских народов и вместе с другими северокавказскими племенами героически боролись за веру и независимость. Карачаевцы составляли свою отдельную Карачаевскую автономную область и по своему трудолюбию и самобытности являлись одним из самых сохранившихся кавказских народов.
На их территории побывали немцы, и они немцев приняли совершенно так же, как их принимали в первые годы на Украине, в Белоруссии, Смоленске, т. е. с хлебом-солью. В приходе немцев они хотели видеть избавление от деспотизма большевистского самодержавия, как этого жаждали и все народы СССР.
XV. За что же они уничтожены?
Трагедия чечено-ингушского народа воспроизводит в миниатюре общую картину положения угнетенных народов Советского Союза. Выселение чеченцев и ингушей с Кавказа только наглядно свидетельствует, что так называемая «ленинско-сталинская национальная политика» является на деле политикой не только духовного закрепощения, политического гнета, но и физического истребления свободолюбивых народов. Мотивы Советского правительства, что чеченцы выселены за коллаборацию с немцами во время войны являются смехотворными и лицемерными, ибо, как уже указывалось, во-первых, немцы во время этой войны ни разу не вступали на территорию Чечено-Ингушской республики, во-вторых, чечено-ингуши не служили во власовской армии, т. е., не будучи мобилизованы в Красную Армию, не могли попасть в плен к немцам или переходить на сторону немцев.
Что же касается утверждения Советского правительства, что в тылу Чечено-Ингушетии буйствовали антисоветские отряды, то это — сущая правда. Но само же Советское правительство хорошо знает из истории Российской империи, что эти отряды действовали там каждый раз, когда чужеземный завоеватель навязывал горцам свою волю, т. е. задолго до появления не только Гитлера, но и самого Сталина. Ведь это исторический факт, что северокавказское независимое горское государство («Имамат Шамиля») пало лишь за 53 года до появления Советской власти (1864 г.).
Не за коллаборацию, не за «террористические банды», а за продолжение вековой, исторически правомерной и политически целеустремленной национально-освободительной борьбы за свободу и независимость уничтожены физически чеченцы и ингуши и ликвидирована их республика. На маленьком кавказском участке в горах Чечни и Ингушетии столкнулись два мира: колосс полицейского произвола — советская Москва и островок свободы человеческого духа — Чечено-Ингушетия. То, что происходит сейчас во всемирном масштабе, как соревнование между злом и добром, между демократией и тоталитаризмом, разыгрывалось в горах Кавказа десятилетиями при полной неосведомленности или даже безучастности самой мировой демократии.
В мире эта борьба продолжается, и далеко не ясен ее исход, но на Кавказе она кончилась гибелью Чечено-Ингушетии.
То, что требовал Николай I более 100 лет тому назад — «покорение или истребление непокорных горцев», осуществил Сталин в худшем варианте.
Уничтожение чечено-ингушского народа как центральной силы Восточного Кавказа является только началом общей политики по искоренению и выселению других кавказских народов. Советы учитывают, что в случае третьей мировой войны, на этот раз войны между демократией и тоталитаризмом, Кавказ станет на сторону демократии в борьбе против советского империализма. Но ввиду исключительной важности Кавказа, являющегося стратегическим хребтом всей советской ближневосточной и пакистано-индийской политики, большевики решили не только избавиться от эвентуального внутренне-кавказского второго фронта, но и завершить то, что не удалось доделать царским завоевателям, а именно создать на Кавказе новый колониально-колонизаторский и военно-полицейский корпус иноземцев, подчиненных, исполнительных и послушных в деле защиты советских имперских интересов.
Полным уничтожением чеченцев и ингушей, карачаевцев и балкарцев и частичным уничтожением дагестанцев, осетин, кабардинцев и черкесов Северного Кавказа и заселением сюда более чем миллионного населения советских колонизаторов большевики уже вбили первый клин между братскими народами Кавказа. Групповые выселения в порядке ликвидации «националистических элементов» в Азербайджане, Армении и Грузии дополняют общую картину кавказской политики Москвы. При этом надо иметь в виду, что не только судьба Дагестана, но и Черноморского побережья Грузии, родины Берии и самого Сталина, во время истекшей войны висела на волоске. Однако нет никаких сомнений, что, если только стратегические соображения и советские имперские интересы потребуют в будущей войне радикального разрешения кавказского вопроса, Кавказ может оказаться без единого кавказца.
Экономическое же значение Кавказа в дополнение к его стратегическому месту еще более усугубляет трагедию кавказских народов. Источник национального благоденствия во всяком правовом государстве или же в благоустроенной колонии — внутреннее экономическое богатство Кавказа (нефть, цинк, марганец, руда и т. д.) — стал источником национального несчастья в руках колонизаторов.
Советская власть, национализировав эти богатства и узурпировав права кавказских народов на них, сделала их очагами каторжного труда для местного населения. Дешевых рабочих-рабов должен поставлять Кавказ, а рабовладельцами являются сами колонизаторы. Этими мерами большевики сознательно обостряют отношения между русскими и кавказцами, чтобы легче было управлять теми и другими («разделяй и властвуй»!).
Таким образом, причинами уничтожения горцев являются: 1) перманентная борьба за национальную независимость горцев и фактическое непризнание ими деспотической системы советского колониального режима; 2) желание Москвы обезопасить Кавказ как тыл в будущих столкновениях с Западом от неизбежного внутреннего общекавказского национального фронта против советской метрополии; 3) ясно обозначенный курс Советского правительства взять окончательно в имперские руки ведущую и основную для всего Советского Союза кавказскую нефтяную экономику и 4) не только держать Кавказ как стратегическую базу вне внутренней опасности и уязвимости, но превратить его в надежный плацдарм для будущей экспансии против Турции, Ирана, Пакистана и Индии. Таковы недекларированные, но бесспорные мотивы, которыми руководствуются кремлевские владыки в своей политике истребления кавказских народов. Первой жертвой этой волчьей политики и стал один миллион горцев — чеченцы, ингуши, карачаевцы и балкарцы.